Трудная дорога жизни (Крылова Н.А.)

Памяти моей мамы, Екатерины Ивановны Крыловой, посвящается.

Слово «война» с тревогой и болью отзывается в сердце практически каждого человека. Война – это горе, слезы, вдовы, увечья, похоронки, беженцы, инвалиды... Список страданий можно продолжать и люди согласны на любые лишения: только бы не было войны».

Не обошла стороной война и нашу семью. 4 ноября 1941 года во время очередного налета гитлеровских самолетов на станции Вербилки Московской области погибла моя мама Екатерина Ивановна Крылова (Морозова). Официально в архивных записях причина ее смерти звучит так: при налете вражеского самолета сброшена фугасная бомба. Она упала в палисадник нашего дома, от взрывной волны наш дом накренился в правую сторону, а соседней бабушки – в левую.

В образовавшуюся воронку мы, дети, посадили в 1945 году тополь. Папа, Алексей Сергеевич Крылов, был на фронте. Маму, Катю, убило насмерть, а нас, троих детей, ранило и контузило: сводного брата, Виктора Ивановича Рязанцева (1931 – 2003), сестру, Татьяну Алексеевну Крылову (1934 - 2007), и меня. Взрывной волной брата выбросило и завалило землей. В него попали мелкие осколки, сестру вместе с дверью выбросило в другую сторону, ей осколком разорвало бедро, она была без сознания, а меня накрыло столом, я упала в подпол, скатившись по накренившимся доскам.

Однако осколки не пощадили и меня: на левой руке мне срезало два пальца, указательный и средний, они висели на коже, были раздроблены кости кисти руки. Пальцы пришили, руку сшили и, чтобы она меня меньше беспокоила, прибинтовали к дощечке, которую положили на правое плечо, привязав бабушкиным платком. Так я носила руку до школы, до 1947 года. Раны на лице и голове не заживали, особенно долго меня беспокоили надорванные крылья носа и шрам над левым глазом. Мне было 1 год 10 месяцев.

Наш дом и дом бабушки и дедушки, Анны Герасимовны и Ивана Ивановича Морозовых, находились напротив железнодорожного вокзала, в 300 метрах. Немцы бомбили станцию и мост через реку Дубну, до Москвы было 80 км. На случай бомбежки, за огородами, были вырыты землянки с двумя противоположными выходами. Позже, как рассказывал брат, налетов было много, но мне врезались в память два эпизода: брат, ему было 10 лет, силой заставлял нас спускаться в подпол, я кричу, плачу, боюсь темноты.

А второй эпизод – подпрыгивают в доме стулья, раскачивается на столе большой медный самовар, брат прячет нас под кровать и закрывает одеялом. Маму Катю уже похоронили, и мы жили в бабушкином доме, отремонтированном работниками железной дороги. В одну из бомбежек бомба упала рядом с железнодорожной будкой и моего дедушку, много лет работавшего стрелочником, имеющего за свой труд несколько правительственных наград СССР, контузило, и он потерял слух. Дедушка был единственным кормильцем нашей семьи. Не ранило только бабушку. Оставив нас на брата, Витю, бабушка повезла дедушку в Москву к врачу гомеопату. Вернулись они с очень вкусным лекарством в двух холщовых мешочках. Беленькие горошки были сладкие, и мы каждое утро выстраивались по росту с протянутыми ладошками, и дедушка выдавал нам по пять горошин каждому. Это было счастье! Постепенно слух стал возвращаться к дедушке, он престал ходить, держась за стены, и снова вышел на работу.

Жизнь наша стала совсем невыносимой, когда утром бабушка обнаружила, что воры украли кормилицу – корову. Это было летом 1942 года. Вчетвером мы оплакивали корову, а через несколько дней пришли люди забирать нас у бабушки в детдом. Но она нас закрыла собой и не позволила подойти к нам. Мир не без добрых людей, мамина сестра, Капитолина, жившая в соседнем городе Дмитров (28 км) от нас, приносила продукты, отрывая от своей семьи. Мамин брат, живший в Москве, работал машинистом, водил длинные большегрузные составы под бомбежками, тоже делился с нами, чем мог. Начальник станции Вербилки, дядя Гриша Уланов, и другие добрые люди помогали нам. Так мы дожили до Победы 9 мая 1945года.

В этот день все плакали, обнимались, целовались, кричали: «Войне конец!», «Гитлер капут!». Прыгали и мы, подражая взрослым. Горько плакала бабушка, ведь из ее 6-х детей погибла мама, Катя, старший сын, летчик, дядя Витя, давно не было известий от младшей дочери, Лены, она была демобилизована в первые дни войны, будучи медсестрой. Она всю войну работала в госпиталях, вернулась вся седая и без зубов, выходя из окружения и голодая.

Папа остался жив, пройдя всю войну. Его не демобилизовали, а направили в Чувашию (он имел звание майора), в Алатырский район, станция Киря, с солдатами, так как стране нужен был лес, и у папы было высшее образование. Он закончил Московский лесной институт. Перед отъездом на новое место службы ему дали трехдневный отпуск, чтобы повидаться с нами или забрать нас с собой (бабушке он был зять). А было это так: в открывшуюся дверь вошел высокий, стройный военный с вещмешком на плече. Брат и сестра побежали к нему, а я стояла и смотрела. И только когда бабушка мне сказала, что это мой папа, я к нему подошла. Сколько было радости, когда папа начал вынимать из вещмешка буханочку хлеба, комки сахара, банки тушенки, свои пайки ему отдали многие солдаты. Бабушка не одобряла его желание увезти нас с собой, а велела жениться, приехать с женой, показать ее и, если она понравится бабушке, она отдаст нас отцу.

Брат, Витя, поступил учиться в Москвее. А вечером пришла чета Улановых, дядя Гриша с тетей Аней, просить у папы согласия на мое удочерение. Бабушка была согласна, ведь тогда бы я была под ее неусыпным контролем. Я была самой проблемной из нас троих. Дядя Гриша всю войну и после работал начальником станции Вербиловка, он каждый день заходил к нам, помогал бабушке пережить войну. Помню его добрые руки, он сажал меня на колени, уговаривал не срывать повязку, не плакать, слушаться бабушку, а за это я получала кусочек сахара или жмыха, кристалики ярко-розового сахарина, который он разводил в стакане воды. Сестра, которая была на пять лет старше меня, видя, что меня могут забрать в чужую семью, сказала, что тоже пойдет вместе со мной.

Но у моих «удочерителей», видимо, не было в планах брать двоих детей, и это замешательство увидел мой папа, и отказал в удочерении. Мы остались у бабушки, а папа уехал на новое место службы. В конце лета 1946 года он женился на умной, доброй, сердечной порядочной и бездетной женщине – «маме Оле». Она понравилась бабушке, которая благословила ее называть нас мамой и нас привезли в Кирю. Учеба в Москве не позволила брату поехать с нами, но он часто приезжал в гости.

После войны, до смерти бабушки в 1957 году, мы дважды с сестрой приезжали в Вербилки, и, отправляя нас, мама Оля наказывала нам поклониться могиле мамы Кати. Однако, для четы Улановых, я так и осталась дочерью, мне дарили красивые платья, покупали туфли, пальто и наша дружба продолжалась до самой их кончины. Дядю Гришу я проводила в последний путь в 1986 году.

Ушли в мир иной мои близкие люди, я осталась одна. Бывая в Москве, я обязательно приезжаю на родину, подхожу к своему дому, здороваюсь с тополем. Пока были живы Улановы, заходила к ним в гости с гостинцами, и обязательно шла на кладбище поклониться могилам близких мне людей.

Сейчас сожалею, что очень мало знаю о том тяжелом времени. Документы потеряны, сестра Таня практически ничего не помнила. Раненая в бедро, она долго была без сознания, а брат, Витя, когда я заводила разговор о войне хмурился и начинал плакать, глухота перечеркнула все его жизненные планы. У папы тоже тема войны была закрыта, он говорил: «Давай не будем бередить душу», и становился очень грустным.

Бомба упала одна, но последствия оказались для всех разные: брат оглох, у сестры проблем со здоровьем было не счесть. Она, потеряв память, имела проблемы с учебой в школе, а я долгие годы испытывала панический страх от звука пролетающего самолета, ужасно боялась темноты и долгие годы не могла дома оставаться одна.

Низкий поклон маме Оле, как же трудно ей было с нами, но мы никогда не слышали от нее грубого слова, старались ее не огорчать, во всем старались ее слушаться. Мне всегда хотелось, чтобы она гордилась нами. Папа с утра до позднего вечера был в лесу с солдатами, везде нужно было успеть, законы были жесткие. Но папа не забывал радовать нас, приносил замороженный кусочек хлеба. Эти кусочки нам «дарили зайчики и лисички, а медведь и волки – орехи, ягоды, клюкву». Мы верили в его сказки, ждали прихода домой, какую сказку он расскажет, какой гостинец принесет.

1 сентября 1947 года мне предстояло идти в школу. Мама Оля, переживая за меня, собрала несколько одноклассников, угостила чаем с пирогами, рассказала о войне и попросила взять шефство надо мной. Так и было: утром она провожала меня, а после школы меня передавали маме Оле.

Я часто вспоминаю одноклассников, благодарю их за помощь. В знак благодарности за заботу обо мне и сестре, родители часто устраивали Новогоднюю елку с подарками, на которую приглашались дети офицеров, служивших с папой. За столом, освещенным керосиновой лампой, мы клеили бумажные цепи и фонарики из старых папиных накладных. Мама строчила на швейной машинке мешочки для подарков.

В день елки мама пекла плюшки в виде фигурок зверей и птичек. Весь папин паек уходил в эти мешочки. Папа наряжался Дедом Морозом, веселил нас. Мои друзья уходили с елки довольные и счастливые. Никто и никогда меня не обижал, не оставлял одну, за это я им всем очень благодарна. Будучи взрослыми, мы часто вспоминаем наши новогодние праздники.

Подорванное на войне здоровье папы все чаще стало давать сбои, лечение в госпитале лишь на время давало облегчение. Мама тоже часто болела. Всю войну она работала дежурной по вокзалу станции Свияжск. Я заканчивала 10-й класс. После очередной поездки в госпиталь г. Казани маме поставили страшный диагноз – рак легких, папе в демобилизации отказали, стране нужны были его знания и опыт организатора. Я приняла решение – забыть о продолжении учебы, чтобы помочь папе ухаживать за мамой. Однако мое решение она не одобрила, и я выбрала Канашское педучилище, во-первых, близко от дома, и я смогу еженедельно приезжать домой, во-вторых, через 2 года буду иметь профессию.

В 1957 году я поступила в педучилище. 1 сентября папа приехал со мной, познакомил меня с начальником и дежурными станции Канаш. И я стала по субботам вечером приезжать домой: в теплое время на товарном, а в холодное – на пассажирском поезде. В воскресенье в 22.00 уезжала обратно. Дома топила печь, мыла пол, стирала белье, готовила пищу. Так прошел год. Сдав последний экзамен, приехала домой, рассказала маме об успешно сданных экзаменах. Она ответила, что очень ждала меня. А через день, 22 июня1958 года, ее не стало. Ей было всего 52 года.

Папа пережил маму на 19 лет. Демобилизовавшись по состоянию здоровья, он стал более спокойным, это позволило ему дожить до 71 года.

В 1959 году я закончила педучилище и получила направление в детсад № 34 Чебоксарского агрегатного завода. На следующий день, после получения диплома, сразу приступила к работе.

Часто, анализируя прожитые годы и трудности, выпавшие на мою долю, прихожу к выводу, что они закалили мой характер. Я не боялась сложных ситуаций, брала ответственность на себя, не позволяла себе расслабиться. Я встретила добрых, умных, порядочных людей, которые помогали мне идти по трудной дороге жизни.

Но главным эталоном для меня по-прежнему остаются папа и мама Оля!                                                                      

Надежда КРЫЛОВА.